На вопросы газеты “Иравунк де факто” отвечает представитель Президента РА в Национальном собрании ГАРНИК ИСАГУЛЯН
- Господин Исагулян, в последнее время значительно оживились обсуждения вокруг так называемых мадридских принципов урегулирования карабахского конфликта. Могли бы Вы дать свою оценку данным принципам?
- Ещё до предания огласке основных положений мадридских принципов, что произошло 10 июля 2009 года в Совместном заявлении президентов стран-сопредседателей Минской группы ОБСЕ на саммите “Большой восьмёрки” в итальянском городе Аквила, я выражал своё скептическое отношение к этим принципам, так как уже тогда было понятно, что реализация этих принципов приведёт к ещё большей эскалации напряжённости в зоне карабахского конфликта. Ознакомление с основными положениями мадридских принципов позволяет подвергнуть их предметному критическому анализу. При этом следует отметить, что направленные на доработку по решению президентов Армении и Азербайджана мадридские принципы сохранили в целом свой вид, который имел место в указанном заявлении президентов России, США и Франции. Так называемая обновлённая версия мадридских принципов стала носить ещё более однобокий в сторону учёта интересов Азербайджана характер, после того как эта доработка была осуществлена силами азербайджанской стороны.
Есть целый ряд оснований рассматривать представленные мадридские принципы как не сбалансированные для интересов всех сторон конфликта отдельные элементы урегулирования.
Так вот, критический анализ некоторых положений представленных общественности мадридских принципов позволяет сказать следующее.
Первым же пунктом в указанном Совместном заявлении констатируется неприемлемая для армянской стороны формулировка в виде “возвращения территорий вокруг Нагорного Карабаха под азербайджанский контроль”. Нет ни слова о полной демилитаризации этих территорий, нет упоминания о нынешнем военном контроле Азербайджана над территориями НКР, причём составляющим в процентном отношении в два раза большую цифру по сравнению с контролированием НКР территорий бывшей Азербайджанской ССР.
Жёсткая констатация данного принципа абсолютно не увязывается с необходимым общим алгоритмом карабахского урегулирования, как процесса поиска сбалансированного и взаимоустраивающего все стороны конфликта решения. Возвращение территорий Низинного Карабаха “под азербайджанский контроль” только усложнит осуществление всех дальнейших положений урегулирования, что особенно ощутимо на нынешнем этапе с учётом непрекращающегося военного шантажа со стороны Азербайджана. У международных посредников чувствуется наличие ошибочного представления о том, что с уступкой некоторых районов из контролируемых НКР территорий возможно приблизить процесс урегулирования к своему позитивному результату. На самом деле, уступка хотя бы одного района или даже части района из их общего числа не отдалит и тем более не исключит военной риторики и военных усилий Азербайджана по отношению к захвату НКР. Напротив, после получения даже только одного района или части района у Азербайджана появится новая “пассионарность” и новые стимулы в сторону ещё более жёсткой и силовой позиции, новые аргументы, новые “аппетиты”.
Можно отметить неясность и последнего пункта в приводимом перечне. В шестом заключительном пункте говорится о “международных гарантиях безопасности, которые включали бы миротворческие операции”. С учётом первого пункта, безапелляционно констатирующего “передачу территорий под азербайджанский контроль” представляется не совсем понятным где могут быть реализованны указываемые операции с привлечением миротворческих сил. Предполагается размещение этих сил по периметру границ бывшей Нагорно-Карабахской автономной области или даже в самой нынешней Нагорно-Карабахской Республики, границы которой будут сведены к бывшим административным линиям разделения НКАО и Азербайджанской ССР? Азербайджанская сторона конечно же будет настаивать именно на такой интерпретации приводимой формулировки и уже сейчас с её стороны предлагается полностью демилитаризовать Нагорный Карабах, а общественный порядок поручить охранять сформированной из местных карабахских жителей смешанной армяно-азербайджанской полиции по примеру боснийско-хорватских сил безопасности в Боснии и Герцеговине.
Имея определённое представление о нынешнем содержании ведущихся обсуждений в двустороннем формате президентов Армении и Азербайджана, мы можем подчеркнуть, что до решения вопроса о миротворцах в зоне карабахского конфликта ещё весьма далеко и на нынешнем этапе стороны пока даже близко не подошли к этой теме.
Армения принимает мадридские принципы в качестве основы для ведения обсуждений урегулирования с Азербайджаном. Это означает, что мы должны иметь какую-то основу для ведения таких обсуждений, определённые элементы урегулирования, детализация которых должна происходить в постоянном режиме. Есть очень много вопросов по части эффективности мадридских принципов для долгосрочного урегулирования конфликта. На этом фоне лишь один вопрос не вызывает у нас сомнений: каждый из данных принципов и все они вместе затрагивают непосредственные интересы НКР, а их реализация вообще не представляется возможной без одобрения и участия официального Степанакерта.
Представленные общественности мадридские принципы не могут разрешить причины возникновения конфликта, а только устраняют его некоторые последствия. В них нет чёткого решения краеугольного вопроса карабахского конфликта – статуса Нагорного Карабаха в безопасных для его населения границах.
В целом нынешние мадридские принципы следует привести в соответствии со сложившимися реалиями в карабахском конфликте.
- Можете ли Вы представить собственные предложения по пересмотру нынешних мадридских принципов в сторону их отражения реальной ситуации в карабахском конфликте?
- Да, конечно.
Круг принципиальных для армянской стороны вопросов долгосрочного урегулирования конфликта, который бы отвечал реалиям, сложившимся в зоне конфликта с 1994 года, с момента достижения соглашения о прекращении огня между всеми тремя сторонами конфликта, мне представляется следующим образом.
Возможное проведение референдума об определении окончательного и международно признанного статуса Нагорного Карабаха должно произойти до решения других вопросов урегулирования, которые бы устранили последствия конфликта. Определение статуса НКР – это исключительное право армянского народа Нагорного Карабаха. Азербайджан в предварительном порядке должен взять на себя международные обязательство о том, что он признает свободное волеизъявление народа НКР в качестве обязательного для себя. Референдум решит главный причинный вопрос конфликта, после чего можно приступить к переговорам об устранении последствий конфликта. Данный референдум должен быть проведён только на территории НКР в её безопасных границах: территория бывшей Нагорно-Карабахской автономной области, Кельдбаджарский и Лачинский районы бывшей Азербайджнской ССР, а также те районы бывшей Азербайджанской ССР, которые обеспечат НКР общую границу с Ираном. Право на участие в этом референдуме должны получить азербайджанцы, проживавшие по данным на 10 декабря 1991 года (момента предшествовавшего рефендума о независимости) в НКР, а реализация этого права (голосование на референдуме) должно быть организовано для азербайджанцев Нагорного Карабаха в местах их нынешнего проживания (то есть в Азербайджане).
В отношении урегулирования вопроса территорий следует исходить из того, что ошибочно говорить о передаче каких-либо контролируемых ныне армянской стороной территорий Низинного Карабаха под юрисдикцию Азербайджана без полной демилитаризации этих территорий и, что самое главное, без возвращения НКР её территорий, которые ныне контролируются Азербайджаном (Шаумяновский район, части Мартакертского и Мартунинского районов). Помимо этого, когда мы говорим о необходимости существования НКР в безопасных границах, то это должно указывать на два принципиально важных для национальной безопасности Арцаха условия: обеспечение НКР протяжённой общей границы с Арменией, а не узким коридором, по примеру Лачинского коридора, существовавшего в конце 1980-х – начале 1990-х годов, и наличие общей границы с Ираном, что должно обеспечить экономическую составляющую безопасности Арцаха.
По вопросу беженцев и вынужденных переселенцев следует исходить из того, что как не может быть одностороннего решения вопроса территорий, так и не может быть каких-либо односторонних решений по вопросу беженцев и вынужденных переселенцев. Если Азербайджан добивается возвращения азербайджанцев в Нагорный Карабах, то он должен обеспечить условия для возвращения армянских беженцев в места их компактного проживания до начала карабахского конфликта (Баку, Сумгаит, Гянджа (Кировобад), другие населённые пункты бывшей Азербайджанской ССР). Вопрос возвращения азербайджанцев в Нагорный Карабах должен рассматриваться в рамках их реинтеграции в общественно-политическое поле НКР: азербайджанцы, выразившие в добровольном порядке желание вернуться в места своего предыдущего проживания, должны получить статус граждан НКР. На таких же паритетных началах и с таким же обеспечением условий на добровольное возвращение с обеспечением полной гарантии их безопасности право на возвращение на территории своего проживания в бывшей Азербайджанской ССР должны получить армянские беженцы. В случае, если нынешние власти Азербайджана не в состоянии обеспечить такие гарантии безопасности, то возвращение азербайджанцев в НКР не представляется сбалансированым для интересов всех сторон конфликта и самих людей решением.
И наконец, обращаясь к вопросу международных гарантий безопасности Нагорного Карабаха и его населения нельзя не отметить, что лучшей гарантией безопасности НКР будет её признание Азербайджаном в качестве независимого государства и формирование Арцаха в безопасных для своего населения границах. Размещение миротворцев в зоне конфликта – это не решение вопроса гарантий безопасности Арцаху. Это лишь один из элементов такого решения, действенность которого, как показывает международный опыт, является ущербной (вспомним, последний пример, связанный с дислокацией российских миротворцев в зоне югоосетинского конфликта, которые были не в состоянии обеспечить безопасность гражданского населения в зоне конфликта и сами стали объектом, требующим срочной защиты).
Весь процесс карабахского урегулирования следует признать как долгосрочно текущий процесс, который не приемлет необдуманных и скоропалительных решений. Мадридские принципы в их нынешнем виде не могут служить долгосрочному урегулированию конфликта, а их реализация придаст последнему ещё более интенсивный виток эскалации, содержащий в себе угрозу вовлечения в конфликт других стран. Очевидно, что общая позиция ключевого субъекта в достижении долгосрочного урегулирования конфликта – Нагорно-Карабахской Республики, - и его оценка мадридских принципов заключается в том, что в официальном Степанакерте не ожидают скорейшего решения конфликта. Единственное, что необходимо осуществить в скорейшем режиме вокруг карабахского урегулирования - это возвращение представителей НКР за стол переговоров. Такое возвращение позволит карабахской стороне представить свою позицию, попытаться предложить своё видение приемлемого для всех сторон конфликта варианта его урегулирования.
- Последние заявления Турции позволяют сделать выводы о стремлении этой страны к изменению статус-кво в зоне карабахского конфликта. Что реально стоит за этим стремлением?
- Возможные попытки Турции регионализировать армяно-турецкий процесс, о чём я говорил в прошлом интервью вашему информационно-аналитическому ресурсу, могут преследовать и цели по достижению удобного для неё развития процессов вокруг карабахского урегулирования.
Региональный масштаб армяно-турецкого процесса может означать усилия Турции по приданию России основной роли в этом процессе, взамен во многом неудавшейся миссии США в качестве такого актора. Если Турции это удастся осуществить, то и формат Минской группы ОБСЕ может быть приближен к потребностям региона, что скажется на активности ролей США и Франции (Европейский Союз) в этом посредническом механизме по карабахскому урегулированию. Здесь вполне возможна кооптация известной схемы ролей внешних сил вокруг приднестровского урегулирования. Россия и Турция могут обсуждать вопрос их совместного выступления в качестве стран-гарантов стабильности в регионе с учётом неурегулированности карабахского и других конфликтов в Южном Кавказе, что может подразумевать включение Турции в рамки некоего общего формата урегулирования конфликтов в Южном Кавказе. Подобный формат действует вокруг приднестровского урегулирования, где Молдова и Приднестровская республика – стороны конфликта, Россия и Украина – страны-гаранты стабильности в регионе, ОБСЕ – посредник, Европейский Союз и США – наблюдатели. Таким образом, могут иметь место попытки пересмотра формата Минской группы, что может привести к выведению США и Франции за рамки международных посредников и их “переквалифицированию” в наблюдатели, а Россия и Турция, как непосредственные акторы в регионе, имеющие наибольшее влияние на стороны карабахского конфликта, станут странами-гарантами стабильности при сохранении формальной посреднической миссии ОБСЕ.
Важно отметить, что турецкая сторона всячески стремиться заручиться поддержкой у России по пересмотру статус-кво в зоне карабахского конфликта. Очевидно, что подобные попытки имеют место в непубличном дипломатическом плане, а информация о таких попытках время от времени вбрасываются в публичное информационное поле. Так, 26 апреля этого года министр иностранных дел Турции А. Давутоглу заявил, что “мы против продолжения действующего статус-кво на Кавказе”, а также отметил, что руководство Турции намерено обсудить с президентом России Д. Медведевым в ходе предстоящего в мае его официального визита в Анкару проблему урегулирования карабахской проблемы. Данные заявления интересны нам также в том плане, что в них нашли место некоторые элементы турецкого видения по дальнейшей реализации армяно-турецкого процесса, которые А. Давутоглу свёл в следующую последовательную цепь шагов: нормализация отношений с Арменией, урегулирование карабахского конфликта, открытие азербайджано-армянской и турецко-армянской границ. Таким образом, открытие армяно-турецкой границы представляется даже не столько как отложенный по времени этап в общем армяно-турецком процессе нормализации, а как последний этап, при том следующий в параллельном с “открытием армяно-азербайджанской границы” режиме.
Турецкая дипломатия не оставляет надежду на благоприятные для себя подвижки в подходах России и США по вопросу изменения статус-кво в зоне карабахского конфликта. Со стороны Турции в постоянном режиме проводится работа по нахождению удобных для себя возможностей по донесению до России и США своих предложений. Если раньше об этом руководство Турции говорило в завуалированной форме, то на нынешнем этапе о твёрдой приверженности Турции к необходимости изменения статус-кво говорится в открытом режиме.
Хочу подчеркнуть, что для нас поддержание статус-кво в зоне конфликта не является самоцелью. Мы уже достигли практически всех наших целей, в том числе и по созданию необходимых основ построения государственности Нагорного Карабаха в его исторических территориальных пределах, в пределах исторического Арцаха, в границах безопасной и жизнеспособной государственности. Поддержание нынешнего статус-кво видится нам безальтернативным вариантом в складывающейся вокруг зоны конфликта ситуации, в условиях непрекращающегося военного шантажа Азербайджана, который своими постоянными реваншистскими заявлениями на самом высоком политическом уровне держит собственную общественность и весь регион в состоянии перманентной военной провокации.
Как известно, руководство Азербайджана ответило отказом не только на известные предложения международных посредников об отводе снайперов с линии прекращения огня, которые были приняты Арменией и НКР, но и отказалось от предложения президента Армении подписать соглашение о неприменении силы при урегулировании карабахского конфликта.
В условиях диаметральной противоположности подходов сторон конфликта к его урегулированию, в условиях отсутствия представителей НКР за столом переговоров, при непрекращающихся милитаристских заявлениях азербайджанского руководства, которое всё время повышает градус таких заявлений и уже открыто говорит о претензиях в будущем на территории собственно Республики Армения, не видется другого более целесообразного средства для избежания эскалации в зоне карабахского конфликта, как только поддержание режима прекращения огня на линии, зафиксированной в мае 1994 года.
Известный австрийский физик и филосф Эрнст Мах сформулировал принцип инерции, который носит его имя. Согласно этому принципу, покоящееся тело стремится сохранить свой покой, а движущееся – продолжить движение. Законы физики, конечно, не могут быть полностью относимы к социальным, общественно-политическим процессам, но определённые аналогии применительно к межгосударственным конфликтам этот закон всё же вызывает. Если статус-кво в карабахском конфликте будет нарушен скоропалительными решениями, то всем процессам в регионе будет задана негативная инерция, эти процессы будут стремиться “продолжить своё движение”, а сдержать подобное “движение” будет сейчас труднее, чем это удалось и так с большим трудом в мае 1994 года.
Так вот, любые односторонние изменения в статус-кво, сложившиеся за 15 с лишним лет в зоне конфликта, за которые ратует Турция, приведёт к эскалации конфликта, его трансформации из регионального в масштабный внерегиональный конфликт. Много говорится о том, что для Турции карабахский конфликт и непосредственно процесс карабахского урегулирования не представляют большого интереса и она вынуждена показывать активность вокруг этого конфликта в виду настоятельных призывов Азербайджана, в виду неготовности испортить с Баку свои отношения в том случае, если Турция проявит индифферентность в этом вопросе. Мне представляется, что данная оценка не отражает в полной мере то, что происходит вокруг турецко-азербайджанских отношений по вопросу карабахского урегулирования. Турция имеет в этом вопросе и свои собственные интересы, поэтому говорить только об удовлетворении прихотей Азербайджана не представляется правильным. Основным интересом, причём весьма значительным, является поддержание постоянного напряжения вокруг карабахского урегулирования, в том числе и путём постоянных заявлений о том, что “статус-кво должен быть изменён”. Это необходимо Турции для расширения поле дипломатического торга не только с Арменией, кстати и с Азербайджаном тоже, но и с внешними силами, такими как Россия, США и отчасти Европейский Союз. Турция стремится к проведению не заявленной ею официально политики обнуления проблем с соседними государствами, а, на самом деле, к увеличению своих ресурсов влияния в проблемных вопросах региона, в региональных конфликтах.
- Как бы Вы прокомментировали новые назначения среди сопредседателей Минской группы?
- Кадровые изменения в механизме международного посредничества по карабахскому урегулированию - в Минской группе ОБСЕ – имеют определённый политический контекст, по которому можно судить об ожиданиях внешних сил в отношении перспектив карабахского урегулирвания. Смею предположить, что последние кадровые изменения в институте сопредседателей Минской группы, особенно последнее такое изменение в виде ухода на другую работу Юрия Мерзлякова и прихода на место российского сопредседателя Юрия Попова, свидетельствуют о низком уровне ожиданий в Москве по поводу скорых качественных подвижек в урегулировании. Известно, что до назначения господина Попова была информация о возможности совмещения заместителем министра иностранных дел России Григорием Карасиным своей нынешней должности с обязанностями российского сопредседателя в Минской группе. Это не случилось и мне видится в этом такой контекстовый смысл: Россия не ожидает скорых решений в карабахском урегулировании, в противном случае, при наличии таких ожиданий, должностное лицо в статусе заместителя главы внешнеполитичесого ведомства могло бы одним свои положением придать процессу урегулирования определённую динаммику, внести в процесс урегулирования некую интригу, которая могла указывать на решимость российской стороны достичь конкретного результата хотя бы в каком-нибудь вопросе. Но этого не произошло.
Этого не произошло и у американцев. Смена Мэтью Брайзы на Роберта Брадтке для американцев, помимо прочего, ещё и обернулась сложностями с предложением кандидатуры Мэтью Брайзы на пост посла Соединённых Штатов в Азербайджане. Этот пост остаётся вакантным уже несколько месяцев, с 4 июля прошлого года, когда Баку покинула посол Энн Дерси, и Вашингону всё никак не удаётся согласовать с Баку кандидатуру на эту должность.
Если бы мы находились в преддверии качественных подвижек в карабахском урегулировании, то внешние силы обязательно поменяли бы своих “полковников” на “генералов” в образном дипломатическом смысле этих званий, а не поступили бы как сейчас наоборот, назначив в Минскую группу людей с ещё более низким званием, чем “полковник в дипломатии”.
- Нам также было бы очень интересно узнать Вашу точку зрения на известное заявление иранской стороны о предложении своих посреднических услуг в карабахском урегулировании?
- Роль Ирана в карабахском урегулировании очень важна. Будучи в публичном плане не задействованным в механизме урегулирования конфликта силами сопредседателей Минской группы ОБСЕ, Иран проводит взвешенную политику и его мнению по тому или иному вопросу вокруг карабахского урегулированию предаётся важное значение.
Тегеран всегда принимал как минимум опосредованное участие в процессе карабахскогго урегулирования, время от времени чётко обозначая свои интересы. Наиболее активно он это делал до 1997 года, взаимодействуя по дипломатическим каналам с Россией. После того как в ОБСЕ был сформирован институт сопредседательства Минской группы с участием России, США и Франции, активность Тегерана в вопросе урегулирования снизилась. Однако, незадолго до известной встречи в Ки-Уэсте в 2001 году, международные посредники в вопросе урегулирования конфликта провели серию консультаций и с иранской стороной, прекрасно осознавая, что её интересы должны быть соблюдены.
Теперь Иран вновь демонстрирует активность вокруг карабахского урегулирования.
Боевые действия в зоне конфликта в 1991-1994 годах разворачивались на фоне взвешенной позиции Ирана, который не вмешиваясь в конфликт, тем не менее всегда внимательно следил за его военным развитием. В связи с этим я не могу не отметить ту принципиально важную для нас роль, которую сыграл Иран в самый сложный период противостояния Нагорно-Карабахской Республики военной агрессии со стороны Азербайджана в 1991-1994 годах, когда узкий участок границы между Республикой Армения и Исламской Республикой Иран стал для нас во многом “дорогой жизни”.
Последняя инициатива Тегерана по организации встречи между представителями Армении и Азербайджана при посредничестве иранской стороны, о которой 19 апреля этого года заявил министр иностранных дел Ирана Манучехр Моттаки видется мне в качестве одной из полезных возможностей содействовать сторонам конфликта в поиске точек сближения их позиций. Трёхсторонним встречам в формате президентов Армении, России и Азербайджана придаётся такой же смысл, а именно способствование нахождению дополнительных к формату сопредседательства Минской группы ОБСЕ возможностей сближения позиций двух из трёх сторон конфликта. Если по дополнительной дипломатической активности России, помимо сопредседательства в Минской группе, особых вопросов не возникает, то в отношении схожих инициатив Ирана такие вопросы у внерегиональных сил конечно существуют.
Мне представляется, что дипломатическая инициатива Ирана обладает объективной основой хотя бы в виду того, что Иран имеет ровные отношения со всеми сторонами карабахского конфликта, а также общую границу с ними. Помимо этого любые обсуждения вокруг вопроса возможного размещения в будущем миротворческого контингента в зоне карабахского конфликта не могут не учитывать мнение Ирана как по составу, так и по мандату миссии такого возможного контингента вблизи его государственной границы.
Мы можем только приветствовать инициативность иранской стороны по предложению своих посреднических услуг, при этом делая важное уточнение. Очевидно, что инициативность Ирана в этом вопросе носит региональный характер и основана на объективных элементах также регионального свойства. Если так, то в возможных встречах под посреднической эгидой Ирана должна принять участие и НКР, так как нынешний регион Южного Кавказа не возможно представить без Арцаха, особенно когда речь идёт о южной части этого региона. Проведение встреч президентов Армении и Азербайджана при посредничестве президента России ещё можно представить имеющим смысл при отсутствии президента НКР, так как всегда можно сказать, что эти встречи являются тесным продолжением встреч в формате сопредседательства Минской группы с учётом российского сопредседательства в этой Группе и общим признанием особой роли России в урегулировании (усилия российской стороны по заключению соглашения о прекращении огня, вхождения Армении, Азербайджана и Нагорного Карабаха в своё время в единый СССР и другое). Всё перечисленное отсутствует в случае с возможным посредничеством Ирана в карабахском урегулировании и единственное, что делает такое посредничество Ирана легитимным, имеющим эффективный потенциал сблизить позиции всех трёх сторон карабахского конфликта, так это придание подобному посредничеству полноформатного регионального вида с необходимым участием НКР.
Одним из элементов в намечающейся новой геополитической ситуации в регионе Южного Кавказа, с нашей точки зрения, станет возрастание роли Ирана, в качестве одного из ключевых акторов, в том числе и в отношении действенного и долгосрочного карабахского урегулирования. Известная внешнеполитическая гиперактивность Турции на нынешнем этапе не может устраивать ни региональные, ни внерегиональные силы в перспективе. В этом контексте нам представляется, что Иран будет выполнять необходимую роль для сбалансирования процессов вокруг региона Южный Кавказ. Эта роль Ирана будет особенно востребована в глазах Армении при возможном в будущем открытии армяно-турецкой границы.
У Армении с Ираном особые отношения, которые включают весьма ценный для сегодняшней действительности межгосударственных двусторонних отношений компонент – взаимное доверие. Последнее основано, помимо прочего, на том, что Армения является государством, которое ни при каких обстоятельствах не поддержит возможные санкции против Ирана, не говоря уже о каких-либо силовых акций в отношении нашего южного соседа. Одновременно с этим, Армения является, по сути, единственной страной в мире, которой со стороны США не возбраняется иметь подобные отношения с Тегераном, так как в Вашингтоне прекрасно понимают сложности Еревана, обусловленные блокадой со стороны Азербайджана и Турции. Компонентом доверия в армяно-иранских отношениях, кстати присущим и для армяно-российских отношений, является присутствие в Иране многочисленной и влиятельной армянской общины. Здесь мы хотели бы обратить внимание на одну из сторон качественной важности присутствия армянской диаспоры в Иране, подчёркивающей доверительный характер армяно-иранских отношений в целом: Армянская диаспора Ирана помогает связывать эту страну с внешним миром в контексте торгово-экономических, а главное финансовых отношений, поскольку иранские армяне активно занимаются банковским и торговым делом. В свою очередь, политическое руководство Ирана делает всё возможное для развития армянской культурной, языковой, религиозной самобытности в любом уголке своей огромной территории. Армянские церкви строятся и восстанавливаются в Иране повсеместно и в этом я не раз убеждался лично при посещении этой страны.